В ту роковую для меня ночь я ехала на междугороднем автобусе с большой сумкой челночницы. Автобус был полупустой, так что я расположилась на ряду самых дальних сидений в надежде поспать.
Я работала ассистентом реквизитора на телесериале. Мы снимали историческую мелодраму. Наша съёмочная группа переезжала с одной локации на другую – которая была в соседней области. Машины с аппаратурой и техникой, трейлеры и автобусы выехали большим караваном, но на середине пути реквизитор выяснил, что оставил в гостиничном номере сумку с реквизитом главных героев: саквояж доктора, две трости, несессер злодея-отравителя и прочее. Он берёг её как зеницу ока, везде таскал за собой – а тут заторопился и забыл. Выяснилось это на середине пути – реквизитор, у которого был роман с дамой-вторым режиссёром, ехал на машине, мы, рабочие лошадки группы, в весело подпрыгивающем «Богдане».
Уже завтра вечером съёмки сцен, где нужен этот реквизит… В общем, реквизитор позвонил и дал команду, я вышла из автобуса, поймала машину и помчалась в обратном направлении. Деньги у меня были, да и линейный продюсер сказал, что всё мне оплатят, главное – скорость.
С гостиницей, куда я вернулась за забытой вещью, проблем не возникло, наш баул с радостью сбагрили мне в камере хранения. Но дальше началось…
Позвонил брат и сказал, что сегодня последний день оплаты счёта за свет – они задолжали столько, что электричество им с завтрашнего числа обрежут. Прислал на электронную почту квитанцию. Жена брата рыдала в трубку и тоже умоляла. В любом отделении банка у меня приняли бы платёж по лицевому счёту, главное, успеть это сделать сегодня. Так что я подорвалась и побежала… Брат жил в квартире, где была прописана и я. Их семья разрасталась, так что кочевая съёмочная жизнь позволила мне надолго покидать столицу и не видеть никого из них.
Я оплатила. Сумма была немаленькая, так что, сняв остаток с карточки наличными, я поняла, что на машину обратно мне не хватит. Никто из съёмочной группы кинуть мне на карточку денег не мог – они ехали где-то вне зоны действия сети, как нарочно, дозвониться удалось только до безденежных.
Ни бла-бла такси, ни частники меня не брали. Поезда в тот город отсюда не ходили. Чудом я наскребла на автобусный билет… Ура! И вот теперь я, выполнив поручение, ехала работать. Но Боже, что это была за работа для меня, которая выучилась на кинопродюсера и начинала так блистательно!
После университета я попала на один из главных новостных телеканалов. Да, не кино, а новости, кошмарящие население и заставляющие его прилипать к экранам, зато я быстро купила братцу жильё в новостройке и осталась с мамой вдвоём в нашей большой «двушке» в центре. Я рулила новостями и руководила людьми, я вот-вот должна была стать топ-менеджером, но канал перекупили и реорганизовали, сменив всю команду. Я устроилась на другой телеканал, уже на позицию ниже, меня ценили как специалиста, обещали повышение, но мой брат-игроман влезал в долги, которые я оплачивала, вытаскивала его из передряг, сбегала со службы решать проблемы, если звонил он, его страдающая жена, мама…
Я разрывалась. Но когда он продал купленную мною квартиру и переехал снова к нам, меня уволили, по сокращению штата, но на самом деле я и сама бы себя уволила за такую беготню. В телевизоре нужно пахать. Ребята с одного телепроекта взяли меня администратором в офис, а когда проект завершился, каждое моё новое место работы оказывалось ступенькой вниз по карьерной лестнице. Вот теперь я подавальщица вещичек, мною помыкают даже помощники костюмеров и одевальщицы. Следующее место работы, видимо, должно было быть в гардеробе самодеятельного театра.
Мне было тогда 38 лет. Мужчины надолго не задерживались. Судьба как будто издевалась надо мной, сначала дав шанс, надежды и возможности, а потом отбирая всё это по кусочку. И никакие мои усилия, никакая работа над собой и позитивный настрой не могли ничего изменить. Вот и тряслась я на задних сиденьях старого автобуса, и думала о том, как же всё это получилось. И вид у меня был настолько унылый, что после очередной остановки с передних сидений ко мне перебралась цыганка. Унылая раклюшка – самый её контингент. Вот только брать с меня было нечего, денег оставалось на шаурму и туалет. Баул с реквизитом стоит немалых денег, конечно, но сверху в него я положила жуткого вида кости, так называемые «бабки», в которые играли у нас по сюжету дворовые мальчишки. Вряд ли кто-то польстится. Кости отпугнут кого хочешь.
Цыганка честно откатала всю программу: заглянула в мой кошелёк, смяла единственную тамошнюю купюру в шарик, подула на кулак, деньги исчезли, потрясла оставшейся мелочью и пообещала, что так зазвенят золото-брильянты в кармане у меня после скорой свадьбы. Поняв, что больше взять нечего, хотела уйти. Но, видно, ехать ей было скучно. И она осталась возле меня. Люди спали, а мы с ней разговорились. Она ехала домой, навещала мужа в тюрьме. Сидеть ему долго, он недавно начал. У них двое маленьких детей-близнецов, а лет ей не больше двадцати. По сравнению с её, моя биография была как блокбастер. Она слушала и слушала, я рассказывала и ела её батон и орехи, которые она колола в ладонях. От неё пахло копчёным салом, но она честно сказала, что мне не даст, везёт семье.
Я рассказывала про гуакамоле и лобстеров, съёмки ток-шоу, во что бывают одеты звёзды, когда приезжают на запись программы из дома… Меня тошнило от запаха сала, но я пила воду из бутылки, которую только что облизывала цыганка, пару часов назад целовавшая тюремщика. Абсурдность ситуации веселила. Я приеду на локацию, декорации смонтируют, начнётся съёмка, всё будет ровно и цивилизованно, я забуду глуповатую цыганку, долбавшую меня расспросами в темноте ночного автобуса… А пока мы были с ней равны.
Цыганку не смутило, что после собственной «Тойоты», шопинга в Европе и отдыха на Ибице я трясусь в автобусе. Она была уверена, что нас объединяет обычная женская судьба – её муж, торговавший героином, мой брат, проигравший всё, что у нас есть… Это нормально. Мы, женщины, должны жить, обслуживая мужчин, даже плохих. Мне хотелось поспорить с этим высказыванием, но я не стала.
– А ты чего хотела, когда жить начинала? – спросила она. – Вот вспомни. Я хотела, чтобы муж не бил и не пил. Вот оно и исполнилось: сидит себе в тюрьме, точно не бьёт. И пьёт редко.
– Я хотела кино снимать. – призналась вдруг я. – Училась, мама кредит образовательный платила… Выучилась.
– Снимаешь?
А ведь снимаю. Пусть не кино, а телесериал, пусть в 38 лет старшим помощником младшего дворника, но ведь кино снимаю! Сбылось желание! Мой бросок в жирный новостной борщ и перспективы топ-менеджерства в расфасовке вранья и верчении общественным мнением – это предательство мечты. Я-то думала, что накоплю опыта, наработаю связей, продюсерские студии вот они все, перед глазами, сейчас ещё немного – и помчусь к ним, в кино перейду, буду продюсером со связями и хорошими знаниями жизни на вершинах мира. И не шмогла я, не шмогла…
– Небеса всё исполняют, желать надо правильно… – больше уже для себя бормотала цыганка. – Я дура была, мало себе нажелала. «Не бил, не пил…» — ну что это вот такое? Теперь не пережелаешь. А в тебя столько денег вложили – и ты носом прокрутила. Живи теперь что есть…
Она ещё что-то говорила, требовала рассказать ещё историй из лакшери-жизни. Я на автомате отвечала ей, а сама думала, думала… Мечта сбывается. Хочешь быть белым, вокруг много воды и баб – и ты унитаз в женском туалете. Ассистент реквизитора.
Цыганка уснула, подскакивая на ухабах и всхрапывая. За пазухой у неё шуршал пакет с салом. Я так и просидела всю ночь в думах. Утром на выходе цыганка сказала: ты по сторонам-то смотри. Купила мне стаканчик кофе и ушла в свою жизнь. Гадать она не умела, как ни изображала, и психологом не была.
Но на новой локации – музее-усадьбе, я смотрела по сторонам, а не только на съёмочную площадку, реквизит и в телефон, как обычно. И высмотрела. В другом зале музея заканчивала снимать группа документалистов. Я сначала просто с любопытством присматривалась, поняла, что они снимают фильм про семью меценатов 19 века. Усадьба была как раз этой семейки. Смотрела, узнала много нового. Познакомилась с группой. Выяснила, что снимают они на собственные деньги – по причине наивности и неорганизованности они второй раз не могли попасть в программу государственных грантов, хотя их история очень под неё подходила. Аппаратуру они арендовали на деньги, полученные чуть ли не от продажи собственных квартир… В общем, всё у ребят было хорошо, только не было продюсера и толкового администратора.
Я отработала весь контрактный срок на своём сериале. Всё это время была на связи с документалистами, читала, звонила, перебрасывалась информацией. И вернулась домой с чётким бизнес-планом, концепцией и чётким видением будущих задач. Документальное кино стало моей жизнью. Команда, сердцем которой я стала, занималась общим делом, мы «горели» на работе, вкладывали всю душу.
И результаты не заставили себя ждать! Мы получили грант на цикл фильмов. Один из них был об игроманах. Хоть мой брат и не прекратил этим заниматься, фильм получил фестивальный приз.
Чем больше я смотрела по сторонам, тем интереснее и активнее была моя жизнь, тем больше людей, идей, предложений ко мне приходило. Мой продюсерский центр снимает фильм за фильмом. Только вот про цыган никак не получается снять. Читаю сценарии, разработки и понимаю, что всё время чего-то не хватает. Может быть, впереди у меня снова будет случайная встреча с кем-то из цыганского народа – и простой, но судьбоносный совет расставит всё по своим местам?…
